Наша история и опыт

***
Я человек. И жена и мама. И лингвист. И немножко художник. Так получилось, что однажды у меня получилось помочь своему сыну избавиться от дислексии (после нескольких лет страданий от невозможности научиться толком читать и писать). Ему было тогда 10 лет.

***
Потом оказалось, что пока мы с сыном занимались «специальными играми», его младшая сестра (и моя дочка) тоже научилась читать! Ей было тогда 5 лет. Она знала буквы, но до этого никак не могла научиться читать слоги. И рисовала картинки неровно и зеркально. Пока я занималась с сыном, мы «играли» с ним в коррекционные игры по 12 раз в день, и ей стало обидно, что с ней столько не «играют» - и она тоже стала «играть» с нами. И постепенно (а «играли» с сыном мы так по 12 раз в сутки три недели, честно, без выходных и перерывов с 8 утра до 8 вечера каждый час по таймеру) ее трудности с восприятием печатного текста «сами прошли».

***
Через год уже менее интенсивных, но регулярных занятий с учебой детей все стало настолько лучше, что мне очень захотелось поделиться этим с другими мамами, рассказать, что «так можно». И я написала об этом пару статей в интернете. Я родилась и выросла в Сибири. Мне очень хотелось, чтобы любая мама даже в маленьком поселке в Сибири (как тот Кутулик, где провела детство я), могла найти эти статьи, помочь своему ребенку – и не страдать. И чтобы не страдать ни ей, ни ребенку. Потому что дислексия – это действительно очень больно. Не физически больно, но очень больно и трудно. Но я ошиблась: статьи вдохновляли, вызывали интерес, но их было недостаточно для помощи.

***
Я стала искать в сети мою самую первую статью про дислексию, еще с первыми свежими впечатлениями, и нашла ее. Она опубликована 12 мая 2016 года на сайте eva.ru.

Эта статья называется «Летние каникулы ребенка-дислексика». Ссылку на нее я принесла вам сюда. И копию страницы с сайта на всякий случай тоже.. Я тогда еще не знала, что слово «дислексик» - не «политкорректно», и надо говорить и писать «человек с дислексией». Культуру и общественный договор я уважаю, но в данном случае, на мой взгляд, не так важно, как назвать, а важно, как относиться.

Это была моя первая попытка «всем всё рассказать». Мне тогда казалось, что я достаточно ясно написала про ключевую идею: «важно понять, что нарушено, и тренировать это по чуть-чуть, давая нагрузку в зоне ближайшего развития». И даже привела примеры конкретных упражнений (см. статью). Но статья лежит там вот уже седьмой год, а помогла ли она кому-то, я не знаю.

***
Когда я искала, что можно сделать, чтобы помочь своему сыну, я обзванивала многих знакомых, в том числе знакомых лингвистов, и спрашивала, не знают ли они, что делать, если у ребёнка дислексия. Но тогда никто из них не мог дать мне хорошего совета (люди не сталкивались с этой темой, не занимались ей). После того, как у сына с учебой все стало достаточно устойчиво и хорошо, в какой-то момент я позвонила своему бывшему научному руководителю из МГУ. Я спросила у нее, кому из знакомых лингвистов имеет смысл рассказать о нашем опыте – чтобы они тоже знали, как можно справиться с этой проблемой, вдруг кому-то тоже важно и будет полезно. Она посоветовала мне обратиться или к Татьяне Васильевне Ахутиной, или к Оле Драгой. Оля Драгой гораздо ближе мне по возрасту и тоже заканчивала Отделение Теоретической и Прикладной Лингвистики в МГУ, как и я, и я написала ей.

***
Оля Драгой предложила мне сделать доклад на нейрочетверге – регулярном семинаре, который проводился в созданной ею лаборатории нейролингвистики в НИУ ВШЭ. Я подготовила доклад, но за четыре дня до назначенной даты доклада мы с дочкой попали в больницу. Дочке в садике попали в глаз снежком, глаз воспалился, и пришлось делать операцию под общим наркозом и его чистить. Было очень страшно. Но операция прошла успешно. Сначала мы с дочкой по очереди чуть не падали в обморок от необходимости делать уколы (антибиотики), но за день до доклада дочка с забинтованным глазом и катетером для уколов в руке весело прыгала по дивану в коридоре с другими детьми в больнице. Я посмотрела на это, и решила доклад не отменять. Я попросила мою маму побыть несколько часов в больнице вместо меня, а муж организовал, чтобы меня отвезли на машине до университета и обратно, чтобы я могла сделать доклад.

***
Тот самый первый мой доклад в НИУ ВШЭ состоялся 09 февраля 2016 года. Ожидалось, что на него придет человек 5-7 из сотрудников лаборатории, но случайно пришло около 40 гостей… Просто так получилось, что в тот же день, когда было назначено моё выступление, приехал очень известный зарубежный ученый, и многие хотели послушать его доклад. Поэтому мой доклад перенесли с Басманной на Мясницкую и поставили сразу после этого известного ученого. Люди выходили оттуда, заглядывали.. и оставались. Стулья в маленькой аудитории закончились, а они приносили новые стулья, и все равно оставались.
Так получилось, что к нам заглянула и Татьяна Васильевна Ахутина, которая тоже была на докладе этого известного ученого. И она не только осталась до конца моего рассказа, но и потом еще очень долго хвалила использованный нами подход и объясняла гостям, как то, что мы делали, соотносится с данными научных исследований. Я до сих пор с теплом и благодарностью к ней вспоминаю этот момент: ее поддержка была очень важна для меня тогда! Я наблюдала за этим всем, удивлялась и… подумала, что раз все так получилось, значит, поделиться этим опытом с людьми – было правильно. И я поехала обратно к дочке в больницу.
Копия новости о докладе.

***
Через несколько дней Оля Драгой пригласила меня к себе в лабораторию нейролингвистики в ВШЭ поговорить и предложила поступать в аспирантуру. Учитывая, что с момента окончания мной университета к тому времени прошло почти 14 лет, и все эти годы я не занималась наукой совсем, план выглядел довольно амбициозно. И мне предстояло вспомнить всю базу, чтобы сдать вступительные экзамены, вспомнить английский язык, которым я почти не пользовалась больше 10 лет, пройти курс по экспериментальным методам, которыми я тогда тоже совсем не владела...
Но я пошла – разрабатывать инструменты для диагностики разных видов дефицита при дислексии. Тогда я наивно думала, что я за три года аспирантуры успею сделать тесты для всех видов дефицита. Успела. За четыре года. Только для одного вида дефицита – фонологического. И заодно узнала, как непросто сделать хороший тест, собрать для него нормы, провести с ним исследования и опубликовать результаты. Над остальным еще трудиться и трудиться. В 2020 году я защитила кандидатскую диссертацию. Так получилось, что теперь я провожу исследования, разрабатываю диагностические инструменты, пишу научные статьи и преподаю в университете.

***
Некоторые уже знают про мою статью «Лингвистические аспекты коррекции дислексии: опыт успешного применения комплексного подхода». Но, возможно, вы на этом сайте впервые и с проблемой дислексии встретились совсем недавно. Поэтому ссылку на статью я здесь оставлю. В ней описан (частично) наш опыт коррекции трудностей письма и чтения у моего сына. Буду рада, если это описание кому-то поможет.

(с) Светлана Дорофеева